Новости
Бусидо несравненно хуже этического кодекса рыцарства, поскольку когда в Европе идеалы рыцарства отняли от «груди его матери» феодализма, они частично обрели себе покровительство в лице новой «мачехи» - святой церкви, что продлило их жизнь. Но это невозможно для Бусидо, поскольку в Японии нет четко выраженной главенствующей религии, которая смогла бы приютить «сироту».
02.10.2016 16:47
В наше время темпы жизни ускорились. Требования современной жизни теперь диктуют другие законы, чем они были во времена Бусидо. С расширением представлений о жизни, ростом демократии, лучшим знанием культуры и традиций других народов, сможет ли конфуцианская идея великодушия, а я также добавлю к этому - буддистская идея сострадания - трансформироваться в христианскую концепцию любви? Японцы стали ощущать себя больше, чем только вассалы, они выросли до высот граждан своей страны. И даже более того, они теперь больше чем граждане – они Люди. И хотя, грозные тучи войны уже сгущаются над нашим горизонтом, я все же хочу верить, что крылья ангела мира смогут рассеять их. История человечества подтверждает истину Господа: «кроткие наследует землю». Правительство страны, которое отказывая своему народу в праве на мирную жизнь, предпочитая вместо развития экономики политику флибустьерства (193), в сущности предает свой народ!
Государственное устройство Японии сделало насколько радикальный поворот в своей истории, шагнув из феодализма в систему современного демократического государства, что для Бусидо, связанные с этим перемены не просто неблагоприятны, а губительны. И возможно пришло время для его благородного скончания. Но точное время его смерти предсказать невозможно, точно также, как сложно это было определить и в отношении европейского рыцарства. По мнению доктора Миллера, институт европейского рыцарства завершил свое существование в 1559 году, когда французский король Генрих II (194) был убит на рыцарском турнире. В 1870 году указ об отмене японской феодальной системы прозвучал для Бусидо похоронным звоном. А последовавший за ним через 5 лет указ о запрете ношения мечей самураями прозвучал знаменитой эпитафией: «эпоха благородства канула в лету. Наступило время софистов, экономистов и прагматиков, и слава Европы померкла навсегда» (195).
Как я уже упоминал в последней войне с Китаем (1894-1895) Япония одержала победу. По мнению западного сообщества это произошло благодаря современному вооружению - винтовкам Мюрата (196) и пушкам Круппа, которые появились у Японии вследствие ее модернизации. Но это верно лишь отчасти. Вы когда-нибудь видели, чтобы фортепьяно, пусть даже изготовленное самыми лучшими мастерами музыкальных инструментов в мире, как «Эрбар» (Ehrbar) или «Стейнвей» (Steinway), играло рапсодии Листа или сонаты Бетховена без пианиста? Или оружие выигрывало сражения без участия солдат? Почему армия Наполеона не смогла разгромить прусскую армию во франко-прусской войне (1870-1871), имея на своем вооружении суперсовременное оружие того времени – митральезу (197)? Или американцы, которые за три года так и не смогли завоевать бывшую испанскую колонию - Филиппинские острова (американо-филиппинская война, 1899-1902), хотя имели преимущество в вооружении в виде винтовок системы «Маузер» (198) против устаревших винтовок «Ремингтон» (199) филиппинцев? Поэтому я смею утверждать, что эта победа была одержана благодаря духу японской армии. Самая суперсовременная винтовка или орудие не выстрелят сами по себе.
Самое суперсовременное образование не сделает из малодушного подлеца героя. Это невозможно. Наши победы в битвах на реке Ялу в Корее и в Маньчжурии были достигнуты благодаря многовековому наследию воинского духа, унаследованному от наших предков, которые вложили всю свою силу в наши руки и всю свою храбрость в наши сердца. Пусть души наших предков давно уже в призрачном царстве, но их воинственный дух продолжает жить в сердце каждого японца. «Имеющий глаза - да увидит, имеющий уши - да услышит». Заденьте душу японца в разговоре об идеалах благородста и вы услышите в ответ о принципах Бусидо. Сохранение великого наследия доблести, чести и иных самурайских ценностей, которые выражаясь весьма точной фразой профессора Крамба (Cramb) являются: «нашим долгом продолжения торжества духа, столь тяжко завоеванного многими поколениями воинов» являются достойной силой для сопротивления вызову современной морали.
Было предсказано, и это подтверждают события последних лет, что Бусидо - этика феодальной Японии, с ее моралью «эпохи крепостей и армий» будет повержена во прах и возродится, как феникс из пепла, дабы вести Новую Японию по пути к ее процветанию. Хотелось бы верить, что это пророчество сбудется до конца. Но нам не следует забывать, что феникс возрождается из своего пепла и не прилетит случайно на крыльях судьбы вместе с другими перелетными птицами из других стран. «Царствие Божие благовествуется и всякий усилием входит в него. Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет» (от Луки, 16:16, 17). «Аллах», - сказано в Коране, - «каждому народу дал свои обычаи». Долгие годы семена Царства Божия в их японском эквиваленте давали всходы и распускались пышным вишневым цветом Бусидо. Печально думать, что дни его уже сочтены. И предчувствуя его скорую кончину, мы стоим в раздумьях на перепутье дорог между иными источниками радости и света, силы и красоты, но не видим среди них ничего того, что могло бы занять его место. Меркантильная философия «прибылей и убытков» прагматиков и материалистов все более прочно завоевывает свои позиции в потаенных уголках нашей души. Возможно силой, которая смогла бы противостоять утилитаризму и материализму, могло бы стать христианство. Но следует признать, что оно более похоже «на тускло мерцающий уголек» по сравнению с пламенем Бусидо. Но именно из такого «уголька» Мессии (200), как проповедуется когда-то удалось раздуть пламя веры.
Как и первые иудейские пророки - Исая, Иеремия, Амос и Аввакум - Бусидо определял этику прежде всего для правителей и высшего сословия, которая, тем не менее, была принята всем народом. Несмотря на то, что христианская этика концентрирует свое внимание на отдельных личностях и их ревностных последователях, она все же могла бы занять свое достойное место в Японии, поскольку сейчас имеется тенденция роста ценности неповторимой индивидуальности каждого человека. Я не сильно ошибусь, если выскажу мнение, что благородная и возвышенная «мораль господ» (201), о которой писал Ницше, противопоставляя ее низменной и малодушной «морали рабов», в некотором отношении сходна с этикой Бусидо.
Несомненно, в будущем будет преобладать материализм (включая утилитаризм) и христианство, если конечно материализм не окажет своего пагубного воздействия на христианство, низведя его до самой примитивной формы существования. Чтобы сохраниться, иные религии и нормы этики будут вынуждены подстраиваться под него. Бусидо, перестав являться основой для мировоззрения японцев, может исчезнуть навсегда – подобно цветку вишни, готовому умереть с первым порывом утреннего ветра. И все же бесследно он не исчезнет, как и не исчезла до сих пор древняя философия стоицизма (202). Он умрет, как закон, но дух его высоких этических принципов продолжит жить в сердцах людей. И его неиссякаемая энергия окажет свое незримое влияние даже на западную культуру. Во всем, где человек способен превзойти себя, где дух благородства торжествует над бренной плотью, проявляется бессмертное учение Зенона (основатель стоицизма).
Бусидо, как неписаный кодекс идеалов воинской доблести и гражданской чести перестанет существовать, но в сердцах японцев его дух никогда не умрет. И ореол его славы будет еще долгое время светиться на его руинами. Как лепестки его символического цветка, рассеиваемые ветрами на четыре стороны, он будет еще долгое время вдохновлять многие поколения людей на борьбу за обретение духа, являющегося истинным богатством человеческой жизни.
Пройдет много лет и наследие Бусидо окончательно исчезнет, и возможно даже его имя будет забыто, но в его незримое присутствие, «витающее над землей», будут выражаясь словами одного американского поэта пристально всматриваться люди:
«Чувство
безмятежности завладело путником,
И пытаясь понять, откуда оно
пришло
Скинув шапку он стоит в удивлении,
Подставляя под
благословение ветра лицо». (203)
Университет
«Обирин» (Obirin), Токио
21 октября 1993 года
Инадзо Нитобэ родился в Мориока, в типичном для того времени призамковом городе, столице провинции Намбу (сейчас префектура Иватэ, на севере острова Хонсю). Намбу была самой большой среди примерно 250 полунезависимых провинций Японии того времени.
В период Эдо (1600-1868) семья Инадзо была одной из самых значимых в Намбу и имела высокий ранг по самурайской классификации. Дед Инадзо в течение многих лет заведовал финансами всей провинции. В 1868 году он был участником гражданской войны, в результате которой к власти пришло новое правительство Мэйдзи. Будучи от природы наблюдательным и впечатлительным юный Нитобэ навсегда запомнит события тех дней.
Как сын самурая, Инадзо начал свое образование с обычных для своего сословия предметов - изучения буддизма, китайской классики, древней японской культуры и т.д. Но судьба распорядилась по иному. В 1867 году умер его отец, мальчика усыновил дядя, и ему пришлось переехать к новой семье в Токио.
После получения начального образования в Токио, он среди первых японцев поступил в Сельскохозяйственный колледж города Саппоро (сейчас университет Хоккайдо), который был учебным заведением нового типа и укомплектован в значительной степени преподавателями из США. Все предметы (кроме математики и китайской классики) преподавались на английском языке. Американские сельскохозяйственные колледжи были взяты в качестве образца потому, что кроме сельскохозяйственного образования в них также преподавалось военно-техническое, уровень которого был настолько высок, что приравнивался к высшим военным учебным заведениям. Но Инадзо ценил прежде всего сельскохозяйственное. В колледже изучались методы рационального и интеллектуального развития и ведения сельского хозяйства, которые Инадзо впоследствии постарался усовершенствовать.
Примерно в этот же период своей жизни он принял христианство. Сейчас трудно определенно сказать, что послужило причиной. Возможно он был под влиянием идей своего друга Утимура Канзо (Uchimura Kanzo). А возможно потому, что в то время христианская вера являлась неким атрибутом благородного человека (имидж «британского джентельмена»), которым должно было обладать лицо, занимавшее пост в новом японском правительстве.
После завершения Сельскохозяйственного колледжа, Инадзо поступил в Токийский университет. В своих мемуарах он вспоминал, что на вступительном собеседовании один из профессоров спросил о причинах его интереса к англоязычной литературе, и он ответил, что желает стать своеобразным «мостом через Tихий океан», соединяющим две разные культуры. Но полученное им в Токийском университете образование не смогло удовлетворить его глубоких интересов и беспокойная натура привела его сначала в Пенсильванский университет, а затем университет имени Джона Хопкинса в Балтиморе, где он продолжил свою учебу вместе с прогрессивной американской молодежью, среди которых был и Вудро Вильсон (204). Перед отъездом в Японию женился на Мэри Элкинтон (Mary Elkinton) - дочери крупного филадельфийского промышленника.
После завершения образования в США, по приглашению своего «alma mater» Инадзо вернулся в Японию в город Саппоро, но проработав там три года, он уехал учиться далее в Германию, где закончил несколько учебных заведений и в 1890 году получил степень доктора от Галльского университета по специальности, которая в наше время может называться «экономика». Учась в иностранных университетах он в совершенстве изучил английский и немецкий языки. В 1891 году, после возвращения в Саппоро из Европы, он в течение шести лет осуществлял активную деятельность, направленную главным образом на экономическое развитие Хоккайдо.
Его постоянное обучение, причастность к религиозным действам, формирование школ для неимущих, консультации с правительственными чиновниками и даже наблюдения за студенческими дортуарами, а также трагическая смерть его маленького сына привели к тяжелой форме депрессии, поэтому он был вынужден временно отойти от дел. Он передал управление своими акциями в западно-калифорнийской железнодорожной компании и отправился на отдых в калифорнийский Монтерей. Процесс восстановления здоровья проходил медленно, поэтому свободного времени у Инадзо было достаточно, и он сначала написал учебник для японских университетов по сельскому хозяйству, а затем книгу «Бусидо – душа Японии», которая стала одной из самых известных не только в Японии, но и за ее пределами.
Вернувшись в Японию 1901 году, ему сразу же предложили должность профессора в престижном Киотоском императорском университете. В том же году Гото Симпэй, земляк Инадзо по провинции Намбу, добившийся высокого положения в правительстве, предложил ему поехать на Тайвань, чтобы заняться восстановлением сельского хозяйства. С 1895 года, после японско-китайской войны, Тайвань стал колонией Японии. В результате войны и почти постоянных эпидемий население Тайваня бедствовало. Тайвань был сугубо сельской провинцией, поэтому помощь можно было ждать только от сельскохозяйственного специалиста. Проанализировав климатические и почвенные особенности острова, Инадзо внедрил культуру производства сахарного тростника. Поскольку Япония не могла обеспечивать себя поставками сахара, то сбыт сахара был гарантирован. Новая специализация помогла восстановить экономику Тайваня. При этом, как и в любом другом деле, Инадзо никогда не забывал о важности человеческого фактора. Не технология производства, а сами люди казалось ему самым важным. Именно на это указывал впоследствии Инадзо своим студентам, читая лекции по колониальной политике в Токийском университете.
Вернувшись в Японию Инадзо продолжил преподавательскую деятельность, сначала в Киото, а затем в 1913 году он был назначен профессором кафедры колониальной политики в Токийском университете. Это была единственная кафедра колониальной политики за всю историю человечества. Количество его студентов стремительно росло, многие из них вели подробные записи лекций, которые впоследствии были опубликованы. Объем его работ, примерно одна пятая часть которых переведена на английский язык, составил почти 15000 страниц на 24 темы. Кроме чтения лекций в Токийском университете, он осуществлял надзор еще над двумя учебными заведениями - Первой токийской высшей школой, которая являлась самым престижным учебным заведением для мужчин, а также над Токийским христианским колледжем, который был одним из самых первых высших учебных заведений для женщин в Японии.
В своей педагогической деятельности он всегда подчеркивал важное значение человека, его индивидуальности. Но это не всегда находило понимания, например, некоторые студенты Первой токийской высшей школе, которая была смоделирована по образцу немецких гимназий, необоснованно упрекали его в излишней морализации. Зато студентки Токийского женского христианского колледжа весьма ценили его уважительное отношение к женщинам.
Его педагогический талант и яркая индивидуальность отразились и на другой деятельности - в качестве публициста. Большинство ранних произведений Инадзо посвящены теме самосовершенствования человека. Они отражали его глубокий интерес к работам Карлейля, который писал о проблемах становления характера человека. Первоначально его статьи публиковались в журналах для юношества, поскольку молодежь всегда находится в поисках своего пути в жизни. После того, как Инадзо покинул свой пост в Лиге наций, он написал множество статей в англоязычных печатных изданиях. Возможно это было вызвано тем, что иностранные издания позволяли ему более свободно выражать свою мысль, чем это было в японских издательствах, поскольку японские цензоры испытывали проблемы с переводом, читая статьи Инадзо, изданные на английском языке.
Финал жизни Нитобэ может быть охарактеризован, как «дипломатическая деятельность», хотя, он никогда не занимал никаких должностей при министерстве иностранных дел Японии. Стремительному взлету карьеры Инадзо способствовала его деятельность по укреплению авторитета Японии на международной арене.
В 1902 году Япония и Великобритания подписали договор о сотрудничестве, в том числе и в военной сфере. С началом первой мировой войны в Европе, Япония оккупировала немецкие колонии в Восточной Азии, объясняя это необходимостью выполнения японско-британского договора. Затем во время российской революции, Япония предприняла попытку захвата транссибирской железной магистрали в ходе сибирской военной кампании. На этом оказание военной помощи Великобритании со стороны Японии прекратилось, несмотря на требование англичан поддержать их действия на средиземноморье, поскольку Япония свои интересы связывала прежде всего с территориями, лежащими к востоку от озера Байкал. Японские планы в азиатском регионе не соответствовали мировым тенденциям к взаимному уважению и признанию территориальной неприкосновенности.
После первой мировой войны его избрали на пост заместителя секретаря Лиги наций в Женеве. Это был самый высокий международный пост когда-либо занимаемый японцем до недавнего времени, когда Акаси Ясути (Akashi Yasushi) был назначен руководителем комитета ООН по поддержанию мира в Камбодже. Кроме того, он был в числе основателей международного комитета по культуре и интеллектуальному сотрудничеству, который после второй мировой войны был реорганизован ООН в ЮНЕСКО.
Служба в секретариате Лиги наций была для него довольно сложной, поскольку действия Японии на международной арене требовали от него больших усилий в сфере дипломатии по их оправданию. Яркая личность Инадзо привлекала к себе внимание множества людей. В его гостеприимном доме часто бывала Мария Склодовская-Кюри, Альберт Эйнштейн, философ Генри Бергсон, музыканты, художники, писатели. Среди руководителей Лиги он был в числе людей, которые вызывали набольшее уважение. Образованность и учтивые манеры Инадзо в сочетании с его способностью отмечать тончайшие нюансы происходящего, ставили его в один ряд с лучшими дипломатами того времени. Его оценка собственного государства позволяла ему действовать спонтанно в роли международного посредника.
Еще в середине 19 века государства Европы и США, так называемые - западные страны, пытались расширить свое влияние в Азии. Филиппинские острова были испанской колонией, британцы расширяли свои владения в Индии и Китае. Но долгое время им не удавалось проникнуть в Японию, поскольку она выдерживала политику самоизоляции от внешнего мира. В этот относительно мирный период японское государство процветало, но самоизоляция Японии также имела для нее далеко идущие последствия.
Практика международных отношений требует определенных знаний, как политических, так и дипломатических. Ничем этим японцы не обладали, поскольку весь исторический опыт международных отношений Японии сводился к контактам с соседними странами. Поэтому в начале 19 века, японские деятели в области международных отношений строили свою политику в Азии по аналогии со средневековой китайской.
Но в 1854 году произошел кризис этой политики, когда американская эскадра передала договор президента США (http://www.willamette.edu/~rloftus/fillmoreltr.html), который требовал, чтобы японцы прекратили политику самоизоляции и открыли доступ иностранным судам в их порты. Огневая мощь американских кораблей не оставила японцам иного выбора, кроме подписания договора. Приход через 14 лет к власти правительства Мэйдзи стал импульсом для строительства новых международных отношений Японии с мировыми державами. По мере приобретения опыта международных отношений, японцы отказались от устаревшей политической доктрины по образцу китайской и перешли к мировой доктрине равноправия наций. Но через некоторое время японцы поняли, что несмотря на пропагандируемую западными странами идею равенства народов, в реальности этого не существует. Признание духовного равенства людей требовало от японцев признания также и христианских ценностей, что ставило под угрозу традиционные ценности японского общества.
Еще учась в Европе, внимание молодого Инадзо привлекла философская теория социального дарвинизма, которая основывалась на прагматическом подходе к представлению о мировом порядке, что подтверждало худшие опасения Японии относительно своей участи. Суть этой системы выражалась одним общим понятием, как «выживание в мире сильнейшего», которое японцы выразили на свой лад через китайскую мудрость «сильный ест, слабого едят» (kyoshoku, jakuniku).
В 1927 году, в возрасте 65 лет, Инадзо возвратился из Женевы в Японию и сразу же приступил к активной деятельности, отражавшей множество его интересов. Он стал руководителем японского отделения Института тихоокеанских отношений, возглавил совет по международным отношениям при японском правительстве, в котором участвовал сам император, принимал участие в делах своего родного города Мориока, а также был участником профсоюзного движения.
В его жизни произошел крутой перелом, когда в 1931 году японская армия вторглась в Маньчжурию. Захват китайской территории, размер которой был в два раза больше территории самой Японии, уничтожил многолетние усилия Инадзо по международному признанию Японии. Кроме того, Япония внесла предложение о пересмотре положений о гарантиях равенства народов в хартии Лиги наций. После этого Великобритания расторгнула договор с Японией и взамен него подписала несколько договоров с Китаем, целью которых было противодействие росту милитаризма в Японии.
Японское правительство пыталось оправдать провозглашение на захваченных территориях нового государства «Мантюкуо» (Manchukuo - по-японски Маньчжурия) под управлением марионеточного правительства, представляя это помощью в развитии экономики Маньчжурии. Инадзо выступал с докладами о политической обстановке по всей Японии, указывая при этом, что над Японией нависли две угрозы - международное коммунистическое движение и милитаристские планы самой Японии. В 1932 году произошел инцидент. Один из журналистов опоздав на выступление Инадзо, услышал только заключительную часть его выступления, в которой он говорил об японской армии, как реальной опасности для страны, и написал статью с соответствующими комментариями, которую опубликовали в газете на первой полосе. После этого против Инадзо и близких ему людей началась откровенная травля с угрозами физической расправы со стороны сторонников милитаризации Японии. Полиция была вынуждена предоставить ему защиту, а его внучка ходила в школу в сопровождении охраны.
Тем не менее авторитет Инадзо был настолько велик, что в том же году Министерство иностранных дел поручило ему совершить поездку в США и Канаду с целью разъяснения внешней политики Японии. Поездка длилась 11 месяцев и включала в себя множество встреч, в том числе и с президентом Гувером, с которым, среди прочего, Инадзо обсудил возможность установления впервые в истории человечества радиосвязи через Тихий океан между Японией и США. О напряженности этой миссии говорил маршрут его поездок. Утром одного дня он выступал в Сиэтле, затем в полдень уже в Беллингеме, в Западном вашингтонском университете, через два дня - пять выступлений в Ванкувере, включая выступление перед студентами UBC, в Канадском клубе, перед японскими иммигрантами в Стивестоне и на радио. Все переезды между городами он совершал на поезде, что было довольно тяжело для 70-летнего человека.
В начале 1933 года Инадзо вернулся в Японию, оставив в Калифорнии свою жену Мэри, которая проходила там курс лечения. Он доложил императору о результатах своей поездки в США и узнал, что после официального протеста Лиги наций за оккупацию японской армией Маньчжурии Япония вышла из Лиги наций. Таким образом, все усилия Инадзо оказались тщетными.
В августе того же 1933 года Инадзо как руководитель японского отделения Института тихоокеанских отношений представлял японскую делегацию на международной конференции в Банфе - в пригороде канадского Ванкувера. Инадзо уже не желал оправдывать международную политику своего правительства, жертвой которой фактически стал сам. Во время работы конференции он старался всячески избегать темы Маньчжурии, сосредотачиваясь на проблемах экономического развития. Многие его друзья, принимавшие участие в конференции, отмечали его нервное напряжение во время докладов. Когда после конференции, он шел с молодыми коллегами к железнодорожной станции, чтобы отправиться обратно в Ванкувер, один из его друзей, Генри Ангес, слушавший его лекции по экономике в UBC, вспоминал, что в ходе этой короткой прогулки он был вынужден несколько раз останавливаться, чтобы передохнуть.
Казалось, Инадзо предчувствовал свою скорую смерть. После ванкуверской конференции он поехал в город Виктория, в котором находилась его жена. В начале сентября, он вновь отправился в Ванкувер, где выступил с докладом на обеденном приеме, устроенном японским посольством, а затем вернулся в Викторию. Через несколько дней с незначительными жалобами он лег в больницу. Еще будучи в больнице, японское правительство предложило ему отправиться в Женеву, чтобы принять участие в конференции международного комитета по культуре и интеллектуальному сотрудничеству. Его лечащий врач был уверен в его выздоровлении, но состояние Инадзо постепенно ухудшилось и вечером 15 октября 1933 года он скончался. Один из врачей, японец по происхождению, предположивший, что он был отравлен, предложил произвести вскрытие тела, но результаты показали, что его организм был почти полностью изношен. Через два дня, в присутствии около 800 человек, Инадзо похоронили.
Читая жизнеописание этого человека, не перестаешь поражаться его интенсивной и многогранной деятельности. Много ли найдется в мире людей, которые могли бы сравниться с его кипучей энергией? Размышляя над его идеями, нельзя не отметить его рационального и оптимистического представления о потенциале человека. Несмотря на интерес Инадзо к новым для Японии того времени западным технологиям, главным в любой сфере деятельности он всегда считал человека. При этом, в отличие от других общественных деятелей Японии того времени, он никогда не навязывал своих идей. Он считал себя человеком, служащим интересам государства, и в соответствии с этим действовал, осознавая, что несет особую ответственность перед своим народом.
Современные историки отмечают отсутствие интереса к памяти Инадзо в его родном городе Мориока, в отличие от другого деятеля того времени Утимура Кандзо. Утимура часто упоминается в различных исторических исследованиях, как государственный деятель, который противостоял попыткам японского государства управлять умами своих граждан. Многие послевоенные японские историки пишут о том, что по их мнению Инадзо должен был отказаться от участия в работе промилитаристски настроенного правительства. Но не все согласны с такой оценкой. Его деятельность можно также считать вкладом в дело строительства нового демократического общества в Японии. Кроме того, он был главным императорским советником по международной политике. Любое открытое противодействие политике милитаризма могло привести к столкновению интересов правительства и императорского внутреннего министерства и вследствие этого к гражданской войне. Наконец, сам акт открытого неповиновения был для Инадзо, как бывшего самурая, просто невозможен.
Напоминанием об исторической роли Инадзо стала банкнота в 5000 иен с его изображением, выпущенная министерством финансов в середине 1980-ых годов. Представители министерства не объяснили своего выбора, но вполне вероятно, что это было решение премьер-министра Охира (Ohira), который учился у Инадзо и восхищался его талантами. Примечательно, что купюра стоимостью 5000 иен используется реже, чем купюры в 1000, на которой изображен Нацумэ Сосеки (Natsume Soseki) и 10000 иен с изображением Фукудзава Юкити (Fukuzawa Yukichi).
Еще со времен учебы в Сельскохозяйственном колледже и до самой смерти Инадзо вел дневники. Семья Инадзо планирует опубликовать их через некоторое время, поскольку сведения, содержащиеся в них могут неблагоприятно отразиться на деятельности некоторых лиц. Возможно с их публикацией у нас появится больше возможностей получить ответы на многие вопросы, касающиеся жизни и деятельности, одного из самых значительных деятелей японской культуры, Инадзо Нитобэ.